память о Сахане
Немного! — поддержали бея армейцы.
— Мстить — хорошее дело. Но с тобой только один юрт. Когда придут остальные? — спросил Талавир.
— А что предатель нас допрашивает? — фыркнул Шипохвост и слизал с носа набухшую каплю слизи.
— Это бывший Старший Брат? Это он сбежал из Матери Ветров? Может, он сослан? — спрашивали те, кто не видел его раньше.
— Яваш! Разве вы не видите, как изменника вкусно поцеловал суйер? -
миролюбиво сказал Болбочан и склонился над Талавиром. — Долой зарос солью. Итак, благословен. Генерал Григоренко-второй еще не принял решение. Отпустил только меня.
— И когда он его примет? Когда Мать Ветров превратит всех нас в пепел?
Болбочан подкрутил железный ус масными пальцами. Его глаз недовольно блеснул.
— А ты, соленое мясо, ты оттуда, расскажи какой-нибудь секрет Матери Ветров?
— Талавиру показалось, что Болбочан тоже недоволен таким промедлением со стороны.
Григоренко-второго. — Знаешь, как спустить Станцию на землю? Это было бы полезнее десятка юртов. Когда-то один армиец Балух думал, что для этого нужно взорвать коммутаторную кабину, оборвать трос. И они сделали это ценой собственных жизней, но знаешь что? Мать Ветров так и осталась в воздухе. Что ты скажешь?
Армейцы переглянулись. На эту загадку никто не знал ответа.
В бараке зависла тишина, но Талавир был вынужден признать, что тоже не владеет секретом. Болбочан презрительно повел бровью. Но в его лице не было злобы, только усталость и понимание того, что завтра в бой. Так что Талавир для него был либо балластом, либо товарищем по оружию. В обоих случаях не стоит лишних слов. Все, что Болбочан мог сказать, должно было быть адресовано его людям.
Железноусый набрал в легкие воздух, лихо сбросил голову — глаз на пружине описал круг — и заговорил глубоким, четким голосом:
— Скорее всего, завтра мы умрем. И это, слава Богу Вспышек, будет героическая смерть на святой дженк-майдане — поле битвы. Спасибо Сахану
Немножко и другим погибшим, проложившим путь. — Болбочан поднял чашу, его товарищи выкрикнули «Буа-ах!». — Наши смерти расшевелит Дешт. Покажем коллаборантам, что уроды могут драться!
"И умирать", — подумал Талавир.
— Нам нужно больше сил. Надо позвать амазонок, всех, кто способен держать оружие, — попытался вмешаться он. — Может, как-нибудь переманим на свою сторону грифонов? Один уже с нами, остальные тоже могут прийти. Потянем время, поторгуемся с Белокуном. Мне есть что ему предложить, — слова Талавира утонули в очередном «буа-ах».
Армейцы были как тулпары на марше. Таких легче убить, чем вынудить слушать. А затем предутреннюю тишину разорвал очередной гимн Поединка. Большинство армейцев съежились, прикрывая уши.
Талавир не сразу понял: что-то изменилось. Музыка смолкла, но слова продолжали раздаваться. И они принадлежали Сфени.
— Отпустите Талавира Каркиноса — и мы дадим вам уйти. Сопротивление означает смерть. Решение — когда скроется Йылдыз. Талавира, мы ждем тебя. У нас была договоренность. Я выполню то, что обещала… Отпустите Талавира Каркиноса
— и мы дадим вам уйти…. — все звучало и звучало запись. Пришедшая потом тишина была звонче гимна.
— А я говорил, что ты сослан, птичка, — прохрипел Саша Бедный.
Армия чудовищ словно очнулась. Еще мгновение назад они были готовы к смерти, а теперь спорили, что делать с Талавиром.
— О какой договоренности она упоминала? — Живой глаз Болбочана пылал, как огонь.
— Не было договоренности. Она хотела, чтобы я узнал о Золотой
Колыбель. Но его не существует.
Для Армии урод Золотая Колыбель была самой святой реликвией, а Талавир словно расписывался, что хотел ее найти для Старших Братьев. Пространство под крышей наполнилось криками: «Убьем его! Предатель!». И вдруг из глубины барака раздался звонкий чистый голос:
— Не надо его отдавать! Я знаю секрет Матери Ветров! Я знаю, как спустить ее на землю.
С приходом Армии чудовище Талавир совсем забыл о Черной Корове.
Болбочан удивленно развернулся. Его примеру последовали другие. Девочка смущенно улыбнулась. Она очевидно не рассчитывала на такое внимание.
— Дай-ка угадаю: секрет тебе приснился? — На лице Болбочана расцвела улыбка, наполненная дикой смесью глумления и нежности.
— Да. Нет. Это все Ма. Но я скажу только ему. — Черная Корова, отсекая все обвинения, прозвучавшие в адрес Талавира за мгновение до этого, указала пальцем в его сторону.
* * *
Девочка отвела Талавира в самый темный угол барака и попросила наклониться, потом стала на цыпочках, прижала ладони к его уху и прошептала свой секрет. Глаза Талавира удивленно расширились. Но Черная
Корова только кивнула.
— Отойди от нее! Отойди! Отойди! От нее! — мухой зажужжала в голове
Амага. — Как она? — Талавир потер бляшку во лбу, пытаясь отогнать мысли ведьмы. — Думает о вас. — Черная Корова прищурилась и с подозрением заглянула в его лицо. — И корит себя за это.
— Почему?
— Она не хочет, чтобы вы ей нравились. Думает, что это делает ее слабее.
Раньше я тоже так думала. Считала, что хуже всего в жизни — терять того, кого любишь. Лучше самой первой обо всех забыть.
— А теперь?
Талавир ожидал тех же упреков, что и от Ниязи. Он разрешил забрать
Бекира. «Отойди от нее! Отойди! Отойди!» — кричала Амага так, что ему было больно смотреть в лицо Черной Коровы.
— Терять страшно, — продолжила девочка. — Именно страх не дал мне драться вовсю.
— Это не твоя вина.
— Помнить ошибки — значит пытаться их исправить. Так говорил отец мой. Или я придумала, что он так сказал? — Девочка задумчиво расчесала длинные волосы тонкими бледными пальцами. — Неважно. Я уже не буду бояться. И мы спасем Бекира и Ма.
«Если я выживу и останусь в своем уме», — подумал Талавир, но мысль о том, что Ма о нем вспоминает, наполнила теплом и заставила губы растянуться в непроизвольную глуповатую улыбку. Он ей нужен.
— Вы должны отпустить Симурга. Он приведет других.
— Это ты тоже увидела во сне?
Девочка кивнула, ведьма завыла, Талавир подумал: еще несколько минут таких пыток — и он бросится головой о стену.
— А
